Стальные пещеры - Страница 30

Тогда комиссар скажет: «Придется написать рапорт, Лайдж. Будут всякие неприятности. Я знаю космонитов. Они потребуют вашего отстранения, и мне придется подчиниться. Вы ведь понимаете, в чем дело, Лайдж, верно? Я постараюсь облегчить вашу участь. Можете рассчитывать на меня. Я как смогу буду отстаивать вас, Лайдж.»

Именно так оно и будет. Комиссар выступит в его защиту… но лишь в известных пределах. Он побоится, например, навлечь на себя гнев мера.

«Черт побери, Эндерби! – раскричится мэр. – Что за безобразие! Почему не посоветовались со мной? Кто в конце концов хозяин в городе? Кто разрешил этому роботу проникнуть в город? Какого дьявола вы поручили этому Бейли…»

И если положение самого комиссара окажется под угрозой, то ему будет не до Бейли. Собственно, Эндерби тут ни при чем.

Лучшее, на что Бейли может теперь рассчитывать, – разжалование – вещь довольно отвратительная. Условия жизни в современном городе таковы, что даже полностью деклассированным обеспечен прожиточный минимум. Но он слишком хорошо знает, как низок этот минимум.

Лишь занимаемая должность обеспечивает скрашивание жизнь мелочи: будь то удобное место в экспрессе, лучшее блюдо в столовой или более короткая очередь еще где-нибудь. Можно подумать, что философскому уму присуще пренебрегать побочными мелочами.

Но ни один человек, как бы философски настроен он ни был, не может без воли отказаться от привилегий, когда-то прежде им полученных. В этом все дело.

Какое ничтожное бытовое удобство представляет собой индивидуальный умывальник, если учесть, что целых тридцать лет Бейли пользовался общими душевыми и это не казалось ему обременительным. Но если бы он лишился ему, как унизительно и невыносимо стало бы снова ходить в душевые! С какой сладкой тоской вспоминал бы он бритье у себя в спальне, как жалел бы об утраченной роскоши!

Среди современных публицистов стало модно с высокомерным осуждение толковать о меркантилизме прежних времен, когда экономикой правили деньги. Конкурентная борьба за существование, утверждают они, жестока. Ни одно по-настоящему сложное общество не может существовать из-за напряженных усилий, вызванный вечной борьбой за «чистоган». (Ученые по-разному толкуют слово «чистоган», однако общий его смысл сомнений не вызывает.) И наоборот, они высоко превозносят современный «коллективизм», как наиболее продуктивную и просвещенную форму общества.

Может, это и так. Одни произведения романтизируют прошлое, другие – полны сенсаций. Медиевисты же считают, что индивидуализм и инициатива расцвели благодаря именно меркантилизму.

Как бы то ни было, сейчас Бейли терзала одна мысль: «Действительно, доставался ли когда-то человеку этот «чистоган», чтобы он ни означал, тяжелее, чем жителю города достается его право съесть на воскресный ужин куриную ножку – мясистую ножку некогда живой птицы».

«За себя я не боюсь, – подумал Бейли. – Вот как быть с Джесси и Беном?»

В его мысли ворвался голос доктора Фастольфа:

– Мистер Бейли, вы меня слышите?

Бейли вздрогнул:

– Да.

Как долго стоял он, застыв как истукан?

– Прошу вас присесть, сэр. Теперь, когда вы обдумали свои проблемы, быть может, вы пожелаете посмотреть пленку, снятую нами на месте преступления?

– Нет, благодарю вас. У меня дела в городе.

– Но ведь дело доктора Сартона важнее.

– Не для меня. Я уже, наверное, отстранен. – Тут он внезапно взорвался: – Черт возьми, если вы могли доказать, что Р. Дэниел робот, почему вы сразу этого не сделали? Зачем было устраивать какой-то фарс?

– Дорогой мистер Бейли, меня очень интересовали ваши выводы. Что касается отстранения, то я в этом сомневаюсь. Я уже просил комиссара оставить вас. Полагаю, что он согласится.

Бейли с неохотой опустился на стул.

– Чем вызвана ваша просьба? – спросил он дружелюбно.

Доктор Фастольф забросил ногу на ногу и вздохнул.

– Мистер Бейли, мне встречались только два типа землян: бунтовщики и политиканы. Ваш комиссар нам полезен, но он увлекается политикой. Он говорит нам то, что нам хочется услышать. Он нас обхаживает, так сказать. Вы же приходите сюда и обвиняете нас в чудовищных преступлениях и старается доказать свою правоту. Мне это понравилось. Это отрадное явление.

– Отрадное ли? – с сарказмом переспросил его Лайдж Бейли.

– Определенно. Вы тот человек, с которым можно говорить откровенно. Вчера ночью, мистер Бейли, Р. Дэниел связался со мной по субэтеральному каналу. Кое-что в его сообщении о вас меня заинтересовало. Например, ваши книгофильмы.

– А что в них особенного?

– Большинство из них на исторические и археологические темы. Значит, вы интересуетесь человеческим обществом и кое-что знаете об его эволюции.

– Даже полицейский, если пожелает, может посвящать свободное время книгофильмам.

– Совершенно верно. Но мне нравится их тематика. Ваш интерес к истории поможет мне объяснить вам кое-что. Прежде всего речь пойдет об исключительности жителей Внешних Миров. Вот мы живем в Космотауне, не бываем в городе, очень редко и со всякими ограничениями общаемся с землянами. Мы дышим наружным воздухом, но при этом пользуемся фильтрами. И сейчас у меня в ноздрях фильтры, на руках – перчатки, и я стараюсь не подходить к вам очень близко. Как вы думаете: почему?

– Нет смысла гадать, – угрюмо ответил Бейли. «Теперь его черед говорить».

– Как многие земляне, вы могли бы ответить: потому что вы, мол, презираете землян и из опасения утратить свое превосходство не хотите, чтобы вас касалась даже их тень. Но это не так. Правильный ответ очевиден. Тот медицинский осмотр, который вы прошли, а также душ и прочее вовсе не часть ритуала. Они продиктованы необходимостью.